Я прикусываю губу и опускаю руки.

– А сколько тебе лет? – говорю.

Его плечи опускаются, а шея изгибается, хотя она такая длинная, что голова почти не двигается с места. Он пристально смотрит на меня, словно оценивая причину моего вопроса, прежде чем ответить.

– Пятьдесят две лавины на перевале Эмбер.

Я... не знаю точно, какой это возраст. Но допустим, что за сезон бывает только одна лавина, по драконьим годам этот самец... молод. Технически он достаточно взрослый, чтобы высиживать свою собственную кладку яиц и даже вытаскивать их из гнезда, чтобы он и его пара могли заменить их еще дюжиной, но все же, он кажется немного... молодым.

– Я не птенец, – сухо говорит он, заставляя меня поверить, что он может быть чувствителен к своим немногим годам и, следовательно, отсутствию сезонов и, следовательно, опыта.

– Вижу, – соглашаюсь я. – И пощади женскую гордость, и давай просто скажем, что я больше не смолт. Мне сто пять королевских приливов.

– Смолт, – бормочет он, и из его чешуйчатых губ вырывается немного дыма, когда он повторяет незнакомое слово. – Детеныш русалки?

Я улыбаюсь.

– В значительной степени.

Кончик его хвоста отскакивает в завиток и катится свободно, затем повторяет движение, как будто он доволен и расслаблен. Тогда я готова поклясться, что его губы растягиваются в улыбке, бросая на меня счастливый взгляд дракона, прежде чем он откидывает голову назад и издает еще один ужасный, сотрясающий землю рев.

– Может, прекратишь? – кричу я.

Его рога резко наклоняются, он крутит шеей, а голова быстро раскачивается взад-вперед, как будто у дракона звенит в ушах.

– Прекратить что? – спрашивает он напряженно, как будто это я его раздражаю.

– Этот рев!

Его морда опускается прямо вниз, оставляя рога прямо вверх, а глаза смотрят прямо на меня.

– Я должен обеспечить твою безопасность.

– Никто не мог пропустить твой первый рев. Ни один дракон не осмелился бы поднять такой шум. Они, конечно же, не пропустили остальную часть твоего рева – я готова поставить на это свою жизнь.

Оборка на его шее натягивается до самого горла.

– Если ты ошибаешься, то ставишь на это свою жизнь.

Я смотрю на него, широко раскрыв глаза.

– Давай рискнем. – Прежде чем ты доведешь меня до сердечного приступа, но я ничего не добавляю.

Щиты ноздрей дракона втягиваются назад с его вдохом и хлещут вперед, когда он фыркает на выдохе. Он немного высокомерно задирает нос, его хвост щелкает в воздухе, а когти заставляют еще больше камней осыпаться с насеста, на который он претендует, когда перемещает свое темное чешуйчатое тело. Если будет продолжать сжимать свой выступ скалы, он треснет и разобьется о берег, но я уверена, что с поднятыми крыльями и наполовину раскрытыми, как они есть, он сможет поймать себя прежде, чем упадет далеко, и, конечно, прежде чем ударится о песок.

Его гребень вспыхивает и резко опускается вниз, сверхбыстрое движение, похожее на пожатие плечами, когда он, наконец, соглашается.

– Ладно. Будем надеяться, что ты права, что предупреждающих знаков было достаточно.

Предупреждающих знаков. Боже милостивый!

Калос смотрит вниз и легко ныряет со своего каменного насеста.

Когда он отскакивает от него, тот действительно трескается, куски падают вниз, убийственные валуны, которые шлепаются и шлепаются так глубоко в песок, что они почти мгновенно погребены ударом.

Дракон не обращает на это никакого внимания, легко пробираясь по воде ко мне.

Морская вода, в которую он меня привел, не настолько глубока, чтобы я могла полностью погрузиться в нее, но она спасает от сухости

И все же... я несчастна.

Дракон пытается меня подбодрить. Добравшись до меня, он поднимает лапу над моими коленями и раскрывает когти, чтобы показать узловатую трубчатую ветвь фульгурита.

– Молниеносное стекло, – удивленно говорю я.

Песок сливается с твердым как камень кусочком полого стекла, естественным произведением искусства, когда молнии ударяют в пляж.

Когда я не сразу беру в руки подарок, который он держит в воздухе, дракон кладет его мне на колени и тычет носом в мой пупок.

Прежде чем он успевает туда добраться, прикосновение драконьей морды к скрытой щели моей киски заставляет мой хвост хлопать.

Чтобы скрыть свою реакцию, я сажусь прямо в воде и беру в руки подарок, который он предусмотрительно принес мне.

– Спасибо, – говорю я ему.

– Всегда, пожалуйста, – отвечает он.

Дракон смотрит на мое положение в воде, он смотрит на явное отсутствие воды здесь.

– Тебе нужно место получше, чем это, чтобы сделать дом, – комментирует он, явно недовольный тем, что я плохо соответствую своему окружению.

Тот факт, что он замечает мое затруднительное положение и заботится о моем благополучии, удерживает меня от того, чтобы накричать на него. Я хочу, чтобы меня немедленно вернули домой. Мне нужно быть в море. Но если сначала я боялась своего похитителя, то теперь мне не хочется ранить чувства этого странного существа.

Он дракон, но до сих пор... он был хорошим драконом. Он верит, что я его пара на данный момент, и я надеюсь, что, поскольку он видит во мне равную, а не еду, очень скоро придет в себя и вернет меня домой.

– Я найду место получше, – клянется дракон, его крылья складываются назад, а зеленые глаза светятся искренностью. – Сначала мне нужно только немного прийти в себя.

Я изучаю его, задаваясь вопросом, были ли полеты туда и обратно таким уж большим напряжением для его мощного тела.

Его крылья выгибаются наружу, когда Калос низко кланяется мне, и я обнаруживаю, прежде чем он уходит патрулировать местность, его хвост извивается взад и вперед, как гигантская анаконда во тьме позади него.

Радостное шипение вырывается из него, когда Калос обнаруживает прибрежную пещеру, достаточно большую для того, чтобы он мог войти в нее, и радуется, обнаружив источник пресной воды с пещерными рыбами, спрятанными внутри этой штуки.

Я забавляюсь, наблюдая за его исследованиями, и обнаруживаю, что мой взгляд постоянно возвращается к нему, пока он делает свой обход, защищая эту территорию, на которую претендовал.

Мои щеки пылают румянцем, когда дракон скачет галопом через морские брызги, чтобы принести мне ракушку, и я чувствую, как мое сердце учащается, когда он возвращается, чтобы с гордостью одарить меня интересными кусочками корабельных обломков, потому что... ну, для тритонов это своего рода брачный ритуал.

Во всяком случае, так было раньше.

Тритоны – такая редкость, что теперь они редко образуют какую-либо супружескую пару. Романтические жесты – это нечто вроде прошлого для нашего вида.

То, что этот дракон – Калос, я мысленно обращаюсь к нему – похоже, любит собирать сокровища в той степени, в какой это делаю я, интересно. Я тоже склонна охотиться за тем, что блестит, за тем, что я могу накопить. А еще люблю морские ракушки.

Я прижимаю к себе подарки Калоса, решив, что сохраню их даже тогда, когда он вернет меня обратно. Когда я держу их в руках, мне тоже хочется находить свои собственные сокровища, и, в конце концов, я не могу устоять перед собственной охотой в том небольшом количестве воды, в котором могу побродить. Я радуюсь, когда Калос проявляет интерес к тому, что я нахожу; он действительно так же очарован вспышкой, как и я.

– Я думаю, это старые монеты, – удивленно размышляет он, роясь в моей маленькой кучке.

В отличие от того, когда одна из моих сестер прикасается к моим сокровищам, я не кричу ему, чтобы он ничего не украл. Не потому, что я боюсь его, а потому, что я… я ничего не знаю об этом существе, и все же у меня есть странное желание слепо доверять ему.

Это очень странно.

Во второй половине дня отлив полностью вытягивает и без того низкую воду из залива, не оставляя ничего, кроме самых песчаных оправданий для луж. Положительной стороной этого является то, что устрицам негде спрятаться. Мы истощаем их население наполовину, просто пытаясь удовлетворить желудок дракона. Я знала, что у драконов есть аппетит, но не знала, что они могут опустошить половину океана. Хорошо, что они живут в воздухе, а не в море. Ничто не будет пощажено. Эта мысль заставляет меня, прищурившись, смотреть на тихие скалы и безмолвное небо.